– Как так – нету? – ошарашенно спросил Вейлар. – А что же мы тогда ели?

– Вот и мне интересно, – ядовито заметил гном, – что же вы ели?

Эх, просчитался Лерметт! Драпать надо было, и сразу… а теперь поздно.

– Что за припасы были в этой вашей кладовушке? – уточнил гном, нетерпеливо притопнув ногой.

– Орехи, – послушно пробасил лучник. – Яблоки сушеные… грибов немного, тоже сушеных… мед… – Голос его пресекся от внезапного понимания. – Мед… свежий… – закончил Вейлар упавшим голосом.

Гном развернулся на каблуках, и его пронзительные гляделки безошибочно уставились на Лерметта. Принц даже не попытался отвернуться – а какой смысл? Как ни вертись, а от воспитателя Илмеррана ничего не скроешь – ни обметанных потрескавшихся губ, ни даже языка, обложенного белесой дрянью.

– Лериме, налаион, – неожиданно сипло спросил гном, – ты когда в последний раз жрал?

Лерметт не удивился ничему – ни уменьшительному «Лериме», столь редкому в устах гнома, ни словечку «жрать», которого он от воспитателя прежде не слыхивал и вовсе. В промытом насквозь воздухе звенели прозрачные звезды, и этот звон отчего-то делал всякое удивление невозможным… или, по крайней мере, ничего не значащим.

– Так было надо, – очень, как ему думалось, доходчиво разъяснил Лерметт. – Надо было продержаться. Я не могу натягивать лук. Есть должен тот, кто может.

Прозрачный звон становился все сильнее. Он мешал понять – что же это за чувство такое, с которым лучники уставились на них с Илмерраном? Наверное, это ужас. Наверное.

– Лериме, – совершенно севшим голосом повторил гном, – я задал тебе вопрос. Когда ты в последний раз жрал?

Ну почему Илмерран не понимает? Он же всегда все понимал… наверное, Лерметт сказал как-то не так… непонятно сказал… а может, ему только показалось, что он ответил? Это из-за звездочек… они так громко звенят, что Лерметту самого себя не слышно… а ну их совсем!

Лерметт попытался пренебрежительно мотнуть головой. Это оказалось ошибкой. Воздух ударил его ладонями по ушам, и звон призрачным эхом отдался в мозгу.

– Так было надо, – упрямо повторил Лерметт одними губами. А больше он ничего не сказал. Его кости и мышцы словно растаяли, обернувшись жаркой водой, и он рухнул, закатив глаза, под ноги лучникам.

Но сознания он не потерял! Вот кто бы что ни говорил, а это не было обмороком. Еще чего! Не терял он сознания, и все тут… а иначе разве он смог бы услышать, как Илмерран, стоя рядом с ним на коленях, с педантичной гномьей добросовестностью все повторяет и повторяет тихим монотонным голосом те самые нехорошие слова, которые принцу произносить запрещено – повторяет раз за разом, словно плохо затверженный урок, который нужно заучить намертво, чтобы и вправду до смерти не забыть.

Ничего не скажешь, занятный у Лерметта выдался день рождения. Зато следующий был ярким и праздничным вдвойне – и за нынешний раз, и за тот, предыдущий, затерявшийся в голодных буднях Игрушечного Форта. Следующий день своего рождения Лерметт встретил самым настоящим взаправдашним взрослым рыцарем – при поясе и при мече. А на левой его руке полыхало веселым золотом новехонькое кольцо – первое в его жизни. Знак Ордена Собаки. Нипочем бы отец не стал посвящать его в рыцари прежде установленного возраста, и уж тем более оделять таким неимоверным знаком отличия. Король Риенн всегда считал, что принцы должны начинать свой путь если и не со службы кухонным мальчиком на побегушках, то уж пажом наверняка. И когда происходит раздача наград, принцы должны пропускать пажей и кухонных мальчишек вперед. Только тогда из принцев еще может получиться хоть какой-нибудь толк. Никаких привилегий, ничего положенного по праву рождения, ничего на дармовщину! Но на сей раз королю Риенну пришлось поступиться привычной требовательностью. За Лерметта просил весь гарнизон Игрушечного Форта. Все, кто стоял на его стенах, утоляя голод горстью орехов и скудной плошкой грибного отвара. Все, кто стоял насмерть. Они и сейчас стояли насмерть за Его шкодливое Высочество. Отцу пришлось отступить. Орденское кольцо для Лерметта отлили честь по чести. Вот только оно оказалось велико для среднего пальца, и Лерметт носил его на большом, подвязывая шелковой ниточкой для верности, потому что оно все равно то и дело норовило свалиться с руки. Теперь Лерметт мог с полным правом поехать на Ланнский турнир – равно как и на любой другой – как и подобает настоящему взаправдашнему взрослому рыцарю: не в корзине с капустой и не в мешке из-под муки, а верхом на собственном боевом коне. Но, странное дело, ему отчего-то уже не хотелось тащиться за тридевять земель, чтобы послушать, как лязгают чужие доспехи…

Глава 28

… Лерметт едва сумел вынырнуть из глубины непрошенных воспоминаний и только тут заметил, что не он один молчит. Арьен глядел на него серьезно и безмолвно. А что означал пугающе неподвижный взгляд Ренгана, Лерметт не смог бы угадать при самом большом желании.

– Ну что ж, – раздумчиво произнес эльфийский король за миг до того, как общее молчание сделалось окончательно тягостным, и опустил голову. – Если Его Высочество господин полномочный посол не откажет в любезности…

Лерметт даже мимолетно не успел удивиться, хотя слова короля звучали по меньшей мере странно. С чего бы это вдруг он таким языком заговорил? Хотя… мало ли какая блажь может в голову вскочить ни с того ни с сего! Пусть бы даже и эльфу – а так ли уж сильно они от людей отличаются?

– … И если он согласится принести клятву в том, что не питает ни зла, ни обиды, – Ренган говорил монотонно, словно по заученному; он даже глаз не подымал, будто на коленях у него лежал незримый огрызок пергамента с наспех накарябанным текстом, с которым король на всякий случай время от времени сверялся. – Равно как и в том, что наш народ не вызывает у него неприязни…

– Конечно, – улыбнулся Лерметт.

– Нет!!! – вскричал Арьен одновременно с ним.

– Почему? – удивился Лерметт. От Эннеари он подобного подвоха не ожидал. Что отец его не намерен пускать непрошенного гостя в свои владения, Лерметт понял мгновенно и выходкам его не дивился. Но теперь, когда его эльфийское величество сдается, Эннеари почему-то взялся протестовать – да еще так ожесточенно!

– Потому! – рявкнул Арьен. – Ты хоть узнай сначала, на что соглашаешься, а уж потом кивай. Или ты, как младенец, всякую дрянь в рот тащишь, не спросясь?

Лерметт остолбенел. До сих пор он Эннеари видал во всяких видах – и рассерженным, и негодующим, и гневным, и яростным. А вот теперь Арьен самым простецким образом освирепел. Конечно, свирепый эльф – зрелище не только поучительное, но и на свой лад забавное, и любуясь им вчуже, со стороны, Лерметт бы не преминул тайком улыбнуться. Но сейчас при виде того, как Арьен катает тяжелые желваки по каменно-белому лицу, у Лерметта враз пропала охота улыбаться.

– В чем дело? – тихо спросил он.

– В чем? – Арьен медленно, со злостью выдохнул. – Как бы тебе так объяснить, чтобы ты действительно понял… – Он говорил нарочито отчетливо и резко, будто не слова, а гвозди изо рта выплевывал по одному за миг до того, как ударить по ним молотком. – Разве вот… говорят, у вас, у людей, есть одно такое мерзкое обыкновение – пытка называется.

И снова кровь бросилась Лерметту в лицо, только на сей раз уже не от смущения. Он даже приотвернулся, чтобы скрыть вспышку гнева, с которой не сумел совладать. Такого он от Арьена тем более не ожидал. Вот так, внезапно, прямо под дых… Да еще так несправедливо! Конечно, Арьену неоткуда и знать… но вот уж кого-кого а потомка Илента, Клейменого Короля, в приверженности к подобному обыкновению упрекнуть нельзя.

– А ты от меня лицо не отворачивай! – Еще несколько слов-гвоздей, зло блестя новехонькими шляпками, легли под неумолимый молоток. – Нечего тебе со стыда глаза прятать. Да и стыдиться нечего. Мы вас ничем не лучше – слышишь, ничем! У нас, у эльфов, знаешь ли, есть точно такое же мерзкое обыкновение. Именно его тебе сейчас и предложили.